— Щит Аквилы идет туда, куда ему велят, — весело произнес Адио. — Но ты и так это знал.

Вместо ответа Картовандис лишь хмыкнул. Он остановился перед одной из душевых кабин в отдельном помещении, прилегавшем к залу, но обособленном от него.

— Цепи и сторожевые пушки там не просто так, — с легким укором в голосе сказал Адио.

— И они оскопляют противника.

— Ты чувствовал, что тебе нужно испытать себя.

Картовандис промолчал.

— А ты разве нет? — наконец, сказал он, однако не стал дожидаться ответа. — Я не нуждаюсь и не прошу твоей помощи, Адио, — продолжил он, почтительно укладывая оружие на положенную стойку. Затем быстро снял доспех и одежду, оставив их серву, который торопливо подошел к нему, и обнаженный вошел в металлическую кабинку. — Я побеждал.

— Прикинулся беспомощным, чтобы тот ослабил защиту. Опасно.

— Галактика — опасное место. Тем более в последнее время.

Обжигающая струя воды из душа хлестнула Картовандиса по спине, шее и плечам, настолько сильная и бурлящая, что он невольно склонил голову.

— Тебе не нужно ничего мне доказывать, — произнес Адио после завершения ритуала омовения. — Я прошу прощения, если действовал на упреждение, старый друг.

Картовандис глубоко вдохнул поднимавшийся от его тела пар. Кожа покраснела. Жуткий шрам, пролегший от левого плеча почти до самого паха, виднелся еще более отчетливо.

— В тот день у Врат Меровед спас тебе жизнь, — тихо сказал Адио. У него, как и у остальных из Десяти Тысяч, кто сражался в той битве, до сих пор в глазах стоял ужас.

— Так и было, — ответил Картовандис, после чего повернулся к серву и принял поданную одежду, которую затем натянул на тело. — Гиканаты, катафракты и таранаты — все бились вместе. Каково же было то воинство с Валорисом во главе. Ты помнишь?

Адио помрачнел.

— Не напоминай.

— Сколько погибло?

— Слишком много.

— Половина. Почти две тысячи.

— Значит, по воле Императора мы с тобой выжили и по-прежнему служим.

— Мероведу следовало дать мне умереть.

— Возможно.

Картовандис снова повернулся к серву. Ее голова была обрита, левый висок украшала аквила. Та с почтением и благоговением поклонилась кустодию.

— Сирис, сегодня ты мне больше не требуешься, — произнес Картовандис не без доброты в голосе. — Можешь идти.

Сирис снова поклонилась и тихо поспешила прочь. Картовандис дождался, пока та не ушла.

— Я не слышал Его голоса с самого ранения, Адио.

— Знаю, брат.

— Это вызывает вопросы, ответы на которые мне совершенно не хочется знать.

— Ты полагаешь, будто ответы есть. Если такова Его воля, ты услышишь Его снова — но давай поговорим не в этом отвратительном месте. Я б послушал о событиях во Дворце, что произошли после моего отбытия. Может, в зале торжеств?

— Встретимся там.

Картовандис окликнул Адио, когда тот уже направлялся к дверям.

— Я тоже рад тебя видеть, старый друг, — сказал он.

Адио кивнул, и вышел из зала.

Третья глава

Имперский дворец, Башня Гегемона, Терра

Власть Адептус Кустодес на Терре была абсолютной, но если среди всех многолюдных районов Имперского дворца и было место, которое можно было назвать бьющимся сердцем их ордена, то это была Башня Гегемона.

Тронному миру грозило много опасностей, как внутренних, так и внешних, и городская агломерация простиралась так широко, что могла в размерах и масштабности потягаться с целыми континентами. Это, наряду с неизменным статусом колыбели всего человечества, требовало уникальной защиты. Башня видела все. Об этом знал каждый. Благодаря сложнейшей системе инфомашин и аппаратов слежения кустодии беспрерывно надзирали за Дворцом и его окрестностями. Данные со всех авгуров безопасности и прорицающих устройств поступали в этот командный узел, где потенциальные угрозы анализировались и, в случае необходимости, устранялись. Оборона проверялась, и проверялась вновь. Разрабатывались и воплощались в жизнь кризисные сценарии. Проводились Кровавые игры.

Паломники стекались на Терру миллиардами, каждый мужчина, женщина и ребенок отчаянно стремился мельком — хотя бы краем глаза — узреть Бессмертного Императора или, по крайней мере, легендарные Врата Вечности, за которым Он восседал. Мало кому удавалось завершить эту святую миссию: большинство умирало еще до того, как вообще ступало на священную землю Терры; другие погибали при столкновении с кровавой реальностью банд, тайных культов и крайней перенаселенности. Но каждый день прибывало все больше суден, и каждый день население приближалось к критической отметке. Любой из тех кораблей мог таить в себе угрозу Золотому Трону, и поэтому башня со своими обитателями не теряла бдительности.

Хотя башня в первую очередь служила станцией наблюдения для кустодиев Императора, она предназначалась и для других задач.

Для встречи с Адио в зале торжеств Картовандис облачился в свои доспехи. Хотя стены чертога не ведали насилия и боевых тренировок, в его тишине надлежало придерживаться определенных правил. Тут царило умиротворение. Выставленные здесь произведения искусства и архитектурные шедевры были реликвиями утраченной терранской культуры. Стены и залы этого в определенной мере форума украшали гобелены и портреты; в его альковах обитали статуи и окаменелые останки древних зверей. Здесь кустодий мог при желании пообщаться и подискутировать с соратниками. Прочие приходили ради уединения либо для размышлений, ибо война никогда не была главным ремеслом Десяти Тысяч.

По пути Картовандис встретил всего нескольких членов своего братства. Воин Солярного Караула вполголоса говорил с внимательно его слушавшим темным силуэтом кустодия из Воинства Ужаса. Солярный Караул был одним из щитовых воинств гиканатов, воинских отрядов, на которые делились Адептус Кустодес. Они стояли гарнизоном в пограничных оплотах Сола на Луне, Юпитере и еще дальше. Они имели много общего с VII легионом старины, преторианцами и наблюдателями на стенах, слепленными по подобию самого Дорна. Прибытие из внешних крепостей означало важное дело. Картовандис предположил, что оно касалось вопроса, требовавшего внимания острого меча, о чем можно было судить также по присутствию воителя ужаса. Воин в шлеме проводил Картовандиса взглядом, всем своим видом излучая неприязнь. В глазах за теми ретинальными линзами пылало осуждение.

Картовандис не горел желанием узнать об их деле, однако понимал, что оно серьезное, раз привело к подобной встрече. Он продолжил свой путь, и мимоходом подслушал тихую беседу когорты эмиссаров императус, обсуждавших полученные в ходе медитации прозрения, которые были связаны как со спекулум цертус, так и спекулум обскурус: первое касалось слов Императора и Его замысла, второе — Его воли.

Их Картовандис миновал также, ибо те напоминали ему о тишине, что его теперь мучила. Он едва не погиб у Львиных Врат. Это был второй раз, когда в их тени велось столь отчаянное сражение. Первое произошло больше десяти тысяч лет назад; второе, то, в котором Картовандис посмотрел в лицо смерти, отгремело меньше века назад. На Терру пришли демоны, и он, как многие из Десяти Тысяч, вышел с ними на бой. Легион, все еще пребывавший в трауре, собрался впервые за тысячелетия, дабы отбросить адских порождений Старой Ночи. Битва оставила Картовандису страшные раны, и он оказался так близко к смерти, что чувствовал ее даже почти век спустя. Только вмешательство Мероведа отвело тогда руку судьбы, избавив Картовандиса от его участи, но взамен обрекши на жалкое существование. Вскоре опустилась тишина. Он боялся, что она означала смерть Императора, однако Санктум Империалис остался неповрежденным. Повелитель Человечества продолжал жить, восседая на своем Троне вечность, однако Картовандис перестал слышать Его голос.

Несмотря на всю боль изгнания, он знал, что в долгу перед Мероведом. Хотя почитаемый щитовой капитан покинул Тронный мир вскоре после тех событий, при всех своих званиях, облачении и регалиях, делавших его кустодием, Картовандис сомневался, что сумеет когда–либо отплатить ему. Меровед пропал в безвестности, его караул завершился, когда тело, наконец, сдалось тяготам долга.